Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим!
(Песнопение при поклонении Кресту Христову)
Одной из самых необычных в цикле «Предвечный совет» является восьмая икона, «Крест». Этот образ в равной мере можно отнести как к иконам, так и к специфически православной традиции изображения Распятия. Само по себе изображения голгофского Креста и распятого на нем Иисуса в равной мере свойственно как Западной, так и Восточной иконографии.



При том в Западной традиции это, как правило (иконописное или живописное), изображение «Страстей Христовых», страданий Господа[1] и горя Его близких (примером тому может быть картина Эль Греко «Распятие, 1588 год).
В православной же традиции акцент ставится не на страдании, а на спасительности Креста и его знамения. Проявляется это двояко: с одной стороны, иконы-распятия свободны от страстности и акцентуации на муках[2], с другой стороны – насыщены символикой Воскресения.
В полной мере это видно на иконах-крестах. Нельзя сказать, чтобы таковые доминировали среди иконописных образов Распятия (если не считать распространенного в русской традиции Креста-распятия перед погребальным каноном (местом в храме, предназначенном для совершения заупокойных служб), но все же они не редкость. Особенность икон-крестов – повествование о тайне искупительной жертвы Спасителя и победе над смертью – хорошо видна на примере Распятия «византийского мастера из Пизы (ок.1200год).

Крест Христов открыл краеугольную значимость знамения Креста для каждого христианина: вне крестоношения нет спасения. Богочеловек Иисус Крестом взошел на Небо, и тем вознес в горние чертоги немоществующую после грехопадения человеческую природу. Крест – это лестница на Небо, брешь, пробитая в твердыне смерти. В согласии нести свой крест – врачевание и спасение отпадшего от своего Образа творения[3] . Это не изуверство и не тяжкое наказание за то, что человек не так хорош, как «хотелось бы» Богу, но закономерный результат нашего злоупотребления Божественным даром свободы. Не Бог, но человек, отвратившись от Бога, ввел грех и смерть в мир. И сейчас смерть – объективный и непреложный факт существования мира; только вырвавшись из её власти как из трясины, можно вернуться к райскому бессмертию. Смерть страшна, преодоление её – подвиг, «лечение» от неё – дело тяжелое и болезненное. Крест – целительное средство, в несении креста и состоит исцеление; смысл его в том, чтобы еще в этой жизни искупить грехи и очистить нашу природу от греховных приражений. Таким образом, крестоношение для христианина – не вынужденная, подневольная мука, но осознанный путь спасения. Духовный рост начинается с безропотного приятия попускаемых Господом испытаний. Отказ от ропота, осознанное, терпеливое несение страданий как креста, радость и благодарение Господу во всех скорбях – вот лествица восхождения к высотам христианского духа[4]. И держится она на христианском смирении.
Итак, Господь наш Иисус Христос, Спаситель мира, вочеловечился ради того, чтобы воскресить душу отпавшего от Бога человека для жизни вечной. Христос прошел путь жизни в этом изуродованном грехопадением мире, приняв на Себя всю полноту его скорби. Вершиной этого пути было добровольное восшествие на Голгофу, страшная смерть на кресте и победа над смертью. Воскресение Христово стало воскресением всего человечества, восстановлением нашей падшей природы для вечной жизни с Богом. И только в этой перспективе осмысленно христианство — как опыт жизни, смерти и воскресения во Христе. «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна…» (1 Кор. 15, 17). И именно в этой перспективе становится очевидной значимость иконы-Распятия «Крест» как важнейшего элемента цикла «Предвечный совет».
Как иногда практиковалось среди изографов Византии и Древней Руси (например, известный двусторонний образ «Спаса Нерукотворного» и «Поклонения Кресту», Новгород, 12 век), роспись иконы-«Крест» мастерской «Небо на Земле» – двухсторонняя; в этом есть своя символика.


Центральной идеей иконы является Евхаристия как простирающаяся в вечность Искупительная Жертва Христа. И одна сторона «Креста» раскрывает нам Небесный аспект этого великого Таинства, а другая – его земную актуализацию.
Центром «небесной» стороны Креста (поле иконы покрыто золочением, символизирующим нетварное бытие Создателя) является евхаристическая чаша с жертвенным Агнцем – младенцем Иисусом, молитвенно воздевающим руки ко Отцу: здесь нам слышится и моление за людей, и Гефсиманское «моление о Чаше».
– «И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк.23.32,33).
– «И, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» (Мк.14,35,36)
В нижней части иконы изображены Адам и Ева – первосотворенные люди, своим своеволием отторгнувшие себя от величественного Божественного плана творения. В их образе замысел иконописцев раскрывает нам судьбу каждого человека: немощь и падение, покаяние и спасение. Символизирующие все человечество Адам и Ева, уже на искаженной грехопадением Земле, через покаяние и надежду на милосердие Отца, получают прощение грехов. Более того, они сопричислены к лику святых праотцев Церкви. Моление Адама и Евы, их надежду о прощении, поддерживает вся природа в образе стремящегося к небу, словно танцующего, зеленного ростка.
Надежда же, по словам апостола, «не постыжает», и в ответ на надежду человека ему ниспосылается спасение – Крестная Жертва Христа, дарованная нам как Евхаристия. Предвечность плана о возможности спасения через жертву Сына открывается в иконе присутствием Ангелов Предвечного Совета – Пресвятой Троицы. Три ангела, изображенные в общей для всего цикла манере, расположены в трех верхних оконечностях Креста; от них истекают лучи Божественной энергии, концентрирующиеся на Чаше Евхаристии. В ней – воплощение Промысла Божьего о спасении.

Таинство Евхаристии (ευχαριστια греч. «благодарение»), или Причастия, установлено Самим Господом на тайной вечери — последней трапезе с учениками в пасхальную ночь перед Его взятием под стражу и распятием. И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26–28), «…сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19). В Таинстве Плоти и Крови Господних хлеб и вино предложения прелагаются Духом Святым в истинное Тело и истинную Кровь Господа Иисуса Христа, и затем верующие приобщаются им для теснейшего соединения со Христом и жизни вечной. Происходит восстановление единства между природой Творца и творения, существовавшее до грехопадения: возвращение к потерянному раю. Можно сказать, что в Причастии человек получает как бы зародыши будущей жизни в Царствии Небесном. Мистическая тайна Евхаристии укоренена в Крестной Жертве Спасителя. Распяв Свою Плоть на кресте и пролив Свою Кровь, Богочеловек Иисус принес Жертву Любви за нас Творцу и восстановил падшую человеческую природу. Таким образом, причастие Тела и Крови Спасителя становится нашим участием в этом восстановлении. «Христос воскресе из мертвых, смертию смертьпоправ, и сущим во гробех живот даровав; и нам даровав живот вечный[5]».
Евхаристия – один из распространенных сюжетов иконописи. Достаточно сказать, что по канонической традиции икона «Евхаристия», или «Тайная вечеря», располагается сенью над царскими вратами иконостаса. При этом опять следует отметить различие в изображении этого великого события в Западной и Восточной традициях. Образцом Западной традиции можно считать знаменитую миланскую фреску Леонардо да Винчи.


На ней изображено собрание апостолов в сионской горнице в момент беседы со Христом и установления таинства Евхаристии; то есть конкретное историческое событие. Напротив того, Восточная традиция, как правило, изображает Евхаристию символически, как принятие апостолами Причастия Тела и Крови Спасителя из рук Христа. Изображение самого действа, как и всего, наполняющего пространство иконы, далеко от буквализма, и подчиненно задаче раскрытия духовного содержания Таинства.
В русле этой традиции находится и представляемая икона-«Крест». Вторая сторона «Креста», в отличие от символики, изображающей Божественное Неба первой стороны, раскрывает земное, видимое телесными очами и познаваемое разумом человека, явление Крестной Жертвы и Евхаристии. Об этом говорит уже голубой фон поля иконы. Как и золотой фон первой стороны, он изображает духовное Небо, но – в отличии от Неба Божественной Тайны – Небо умопостигаемое, откровение о котором дано в Библии.
Центральная часть «Креста» – Распятие. Изображение в целом традиционно для православия: расположение рук, положение ступней и ран от гвоздей, наклон головы; лик не столько страдающий, сколько со-страдающий и скорбный. Необычным является только изображение противоречащего евангельскому повествованию хитона – облачения Распятого Иисуса. Таковое отступление от буквализма, несомненно, следствие особо целомудренного и благоговейного воззрения иконописца на тело Спасителя. В то же время это подчеркивает факт того, что зримое телесными очами есть только оболочка, знак, подчиненный основной задаче: видеть духовными очами глубинный смысл Крестной Жертвы и Искупления.
Вокруг Распятия, слева и внизу, мы видим атрибуты совершения евхаристического богослужения в Церкви, литургии. Это престол, напрестольное Евангелие, богослужебное облачение священника; копие, лжица и просфора.
Справа – сонм ангелов, сослужащих иереям Церкви в совершении Божественной Евхаристии. Они символизируют Великий вход на литургии: ангельские силы поют хвалебную песнь Спасителю («Херувимская»), в руках они держат в этот момент переносимые священником с Жертвенника на Престол евхаристические чашу и дискос. Над всем действом сверху парит голубь – традиционный символ Духа Святаго, действием которого и осуществляется преложение хлеба и вина в истинные Тело и Кровь Спасителя.
Присутствие Духа Святаго в мире как обетованного Утешителя воссоединяет творение с Творцом, дарует миру неисчерпаемый источник Божественной благодати. И сердцевиной этого дара является Дар Евхаристии в ежедневно совершаемой Церковью Христовой литургии. Дар Искупления и Спасения, берущий начало в Предвечном Совете, и простирающийся в вечность. Именно об этом повествует восьмой образ иконописного цикла «Предвечный совет» – «Крест».
[1] – Страсти Христовы – широко распространенный сюжет не только традиции изографии на Западе, но и Западного опыта аскетики. Специфика этого опыта проявляется в почитании Католической Церковью стигматов.
[2] – Хотя в древней Церкви равно принимались различные изображения Распятия, однако впоследствии между православной и католической традициями установилось довольно характерное разделение. Католические распятия обычно изображают тело Иисуса на Кресте склоненным вниз, висящим на воздетых вверх, пронзенных в кистях, руках. Православные же – руки расположены горизонтально, вдоль перекладин креста, тело поднять вверх.
По мнению медиков, в нижнем положении тела распятый находился в состоянии асфикции – он не мог вздохнуть, начинал задыхаться. Тогда, чтобы вдохнуть глоток воздуха (и в этом было особое изуверство казни-пытки), ему приходилось, опираясь на пригвожденные ноги, подтягиваться вверх, после чего измученное тело вновь опадало вниз, повисая на руках. И так многократно – до смерти.
Таким образом, католические распятия изображают Христа в момент наибольшего страдания, асфикции; православные же – в момент живительного вдоха, в момент, когда Господь мог произнести: «… совершилось! … Отче! в руки Твои предаю дух Мой». (Иоанн.19.30; Лк.23.46)
[3] – «Поклонение кресту, позорному орудию казни, отобрало христианству самых внутренне свободных людей». (Священник Александр Ельчанинов).
[4] – Прекрасно сказал об этом приснопамятный игумен Никон (Воробьев) в одном из своих писем духовному чаду: «Ты все пишешь о своих скорбях – настоящих и грядущих. Что тебе сказать на это? – Ответ дает Евангелие. Богочеловек свою скорбную жизнь окончил на Кресте после всяких издевательств и избиения. Разбойник благоразумный (образ грешащих и кающихся) окончил после тюрьмы жизнь на кресте. Разбойник погибший также перешел в вечную муку через мучения на кресте. Это образ всего человечества.
Есть свои духовные законы в мире нравственном, как и в видимом мире. Основной закон: многими скорбями подобает внити в царствие Божие. Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой и по мне грядет. Слышишь? Кто хочет вслед за Христом достичь царствия Божия, должен с большим и длительным мучительством подавлять в себе все дурные проявления нашего “ветхого человека”, и терпеть всякие скорби и болезни. Бесконечная премудрость Божия каждому человеку для его исцеления и очищения, и спасения посылает свой крест в соответствии с его характером и свойствами, и силами. Если мы без ропота несем свой крест, каемся в своих грехах, не оправдываем себя, то, подобно благоразумному разбойнику, войдем в царствие Божие.
Если будем роптать, хулить людей и Бога – погибнем еще в больших мучениях, без надежды спасения, облегчающей скорби, как злой разбойник. Выбор в наших руках. Надо быть и нам благоразумными. Крест неизбежен для всех. Облегчим же его верой в Господа, борьбой с грехом, покаянием и прощением всем ближним, безропотным несением скорбей и молитвой ко Господу. Любовь Божия хочет спасения нашего и не допускает скорбей сверх наших сил и без крайней нужды. Скорби необходимы, но видеть их необходимость человек может только после значительного очищения себя покаянием и воздержанием от грехов и чтением Слова Божия».
[5] – Пасхальное песнопение.
Цикл икон «Предвечный совет» первая икона, «Живоначальной Троицы»
Цикл икон «Предвечный совет» вторая икона, «Сотворение Адама»
«Наречение имён Адамом» – третья икона цикла «Предвечный совет»
«Прииде Мати Господа моего ко мне» – четвертая икона цикла «Предвечный совет»
«Рождество Христово» – пятая икона цикла «Предвечный совет»
«Радуйся, Радосте наша» – шестая икона цикла «Предвечный совет»
Седьмая икона цикла «Предвечный совет» – «Призвание Нафанаила»