«Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит».
(Библия. Новый завет. Второе послание апостола Павла к Коринфянам. Глава 3, стих 6)
Вниманию вдумчивого читателя данное издание представляет созданный в иконописной мастерской «Небо на Земле»[1] новый иконописный цикл «Предвечный совет». Связанные единой темой девять работ мастеров иконного письма уникальны гармоничным единством творческой новизны и традиционности. Выверенная точность духовного опыта Церкви, тематическое восхождение к краеугольным темам Писания, безупречные технологии написания канонической иконы, стилистические аллюзии с лучшими образцами древних икон сочетаются с новой иконографией, новыми техническими приемами, новыми измерениями духовных реалий христианства. Даже сам по себе принцип написания иконописного цикла и его построения как лестницы духовного восхождения – открытие иконописцев мастерской. Таким образом «творческая», «новаторская» икона в исполнении мастеров «Небо на Земле» является не аффектом волюнтаризма или стилизацией, но подлинным обогащением самобытного мира икон. Через оплодотворение достигнутых предыдущими поколениями духовных и художественных вершин новыми творческими потенциями созидается отвечающая языку современности художественная реальность; новая, но все так же адекватно передающая вечные духовные истины[2]. Так всегда жила и создавалась икона; так Духом Божьим в движении, преумножении и обогащении живет Церковь Христова.
Издание равно интересно как искателями путей богопознания, так и ценителям прекрасного в искусстве.
«Никто из людей не видел Бога, но единственный Сын Божий, Тот, Восседающий рядом с Отцом, принёс нам весть о Боге».
(Библия. Новый Завет. Евангелие от Иоанна. Глава 1, стих 18)
Красота, мудрость и тайна православной иконы уходят в глубины человеческой личности и возносятся к вершинам Небесного бытия. Первые строки Нового Завета раскрывают нам Промысел Творца о Боговоплощении; также, как первые строки Ветхого Завета – Промысел о сотворении мира.
До явления Иисуса Христа миру «никто из людей не видел Бога» – и потому любые изображения Творца были не более чем человеческой фантазией: идолом или культурной стилизацией. Однако вочеловечение Сына Божия – недоступное плотскому разуму, но при этом абсолютно реальное соединение божественной природы Творца и природы творения – открыло возможность прорыва из плоскости эстетики в вертикаль духовности. Живопись стала молитвой, изображение пресуществилось в икону[3]. По преданию Церкви, первые иконы явленны уже при жизни Христа: это образы, написанные апостолом Лукой – историком, врачом, живописцем, и Нерукотворный Образ Спасителя, запечатленный на плате по просьбе эдесского царя Авгаря.
Пришествие Христа во плоти дало право и телесному зрению стать соучастником в умозрении. Икона вобрала в себя всю полноту даров живописи: мудрость символизма и фактографию реализма, красоту, гармонию и вневременность произведения искусства, бесконечно обогатив эти дары высшим Благом – возможностью богообщения. Икона стала парафразом религии (лат.religio – букв. «связь»), связующая человека с Царствием Небесным. По сути дела, икона пришла в мир как одна из форм проявления Божественной Истины.
Причем, с явлением иконы (первоначально – как способа запечатления религиозных образов и событий) открылась и возможность запечатления вне-образных реалий духовного мира. Символические возможности живописи, оплодотворенные Богочеловечеством Христа, дали право визуально отобразить видимое не только глазами, но и сердцем, изобразить плоды не только знаний, но и веры. Появилась возможность духовно-символическим действом проникнуть в недоступные разуму тайны божественного бытия. И величайшей из таких тайн есть тайна Пресвятой Троицы.
В начале сотворил Боги[4] небо и землю.
(Библия. Ветхий Завет. Книга Бытия. Глава 1, стих 1)
Богословие Троицы всегда интуитивно, оно не подается рационализации. Пользуясь богословской же терминологией, оно апофатично[5], описывает Тайну не понятийным рядом «что она есть», но «антирядом» – «чем она не является». (Единосущная Троица одновременна и неслиянна, и неразделна). Таким образом, Троица не есть я рационально познаваема сущность. И, тем не менее, Бог восхотел открыться нам именно в этой, непознаваемой для человеческого разума, таинственной глубине. Почему? – досужий вопрос; мы не можем проникнуть в тайны божественного замысла. Но все же можем предположить, что Господь сделал это по преизбытку Своей любви. Ибо Он Сам и есть Любовь по сущности. Любовь есть внутренняя энергия, которая соединяет Лица Троицы в единсущие, и именно она дала толчок к сотворению онтологического[6] образа и подобия Божия: человека. Бог открывает нам Себя в любви и по любви, в этом приобщая нас к Себе. Приобщая даже в непознаваемом, открывая то, что не ведомо уму, но слышимо сердцем. Это сродни тому, как мать читает над колыбелькой младенца проникновенные строки поэтических шедевров, как отец ведет малыша на «взрослый» концерт или во «взрослый» музей, как священник вводит новокрещаемого христианина во Святая Святых храмового алтаря; все это залоги будущего взросления. Взросление же духа есть воссоединение с Духом в Царствии Небесном, в лоне Пресвятой Троицы. И начало этого воссоединения – еще в этой жизни, в богомыслии разума и умозрении образа.
Умозрение образа Пресвятой Троицы явленно нам в православных иконах. Наиболее известная, наиболее совершенная по красоте и духовной глубине из них есть знаменитая «Живоначальная Троица» преподобного Андрея Рублева (начало XV столетия).
«И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!
вся земля полна славы Его!»
(Библия. Ветхий Завет. Книга пророка Исайи. Глава 6, стих 3.)
Троица Рублева по праву считается одной из вершин как богомыслия, так и живописи.
Великий Стоглавый собор Русской церкви (1551г.) упомянул эту икону как образец для иконописцев всех последующих времен. Иконописный канон «Живоначальной Троицы» был определен как единственно допустимый в Церкви способ изображения Триипостастного Бога.
Почитание «Троицы» Рублева в православном народе уникально. Ей не поклоняются как чудотворному образу – никаких чудотворений, от неё исшедших, в истории Русской Церкви не зафиксировано. Тем не менее, она одна из наиболее чтимых и любимых православными икон; тысячи и тысячи паломников стремятся к встрече с ней. Само откровение о бытии Троицы, столь глубоко явленное в иконе Рублева, Господь посчитал достаточным исполнением на ней Его благодати; и православный народ это понял и воспринял.
Что же повествует нам «Живоначальная Троица», духовная вершина творчества великого иконописца, православного инока Андрея Рублева?
На иконе изображен один из эпизодов библейской истории: посещение Господом в образе трех ангелов Авраама у дуба мамрийского.
«И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер и поклонился до земли, и сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего».
(Библия. Ветхий Завет. Книга Бытия. Глава 18, стихи 1-3)
Однако в интерпретации Андрея Рублева библейский рассказ утратил все те повествовательные черты, которые до него включались в композицию икон на этот сюжет. Нет Авраама и Сарры, нет сцены заклания тельца, даже атрибуты трапезы сведены к минимуму: ангелы представлены не вкушающими, а беседующими. Жесты ангелов, плавные и сдержанные, свидетельствуют о возвышенном характере их беседы. Все подчинено одной цели: возведению ума от земного к Небесному, от наблюдения к созерцанию. Не событие является сюжетом иконы, а Сама Троица, возжелавшая открыть себя людям. Открыть в событии реальном, но в то же время несущем глубокое символическое значение. Священное Писание запечатлело это откровение в слове. Церковь запечатлела его в иконе, наиболее совершенная из которых – «Троица» Рублева.
Содержание рублевской «Троицы» многогранно. Идейным и композиционным центром ее является чаша с головой жертвенного тельца — прообраз евхаристической жертвы новозаветного Агнца – Иисуса Христа. Вокруг престола с чашей сидят три ангела, символизирующие триединство лиц Пресвятой Троицы. Ангелы образуют собой как бы замкнутый круг — символ вечности, света и любви.
Именно этот канон через символизм знака и красоты раскрывает глубины христианского богомыслия. Троичность мыслится не только таинственной природой Бога, не только диалектическим законом построения Вселенной, но и идеальным выражением не замкнутой двойною связью любви, но любви разомкнутой, включающей в себя все мироздание. В иконе Рублева три ангела собраны в треугольник, треугольник вписан в восьмигранник – символ вечности, все объединено в круге. Законы земного тяготения не властвуют в этой композиции. Ангелы как бы парят в воздухе, на одеждах их ложатся отблески небесной славы. Их обнаженные ступни не опираются на землю, их тончайшие посохи – лишь символы странничества, напоминающие человеку, что он только временно здесь, на земле, и ничего не сможет унести с собой отсюда, кроме своей души и царящей в ней правды. Жизненная мудрость не отягощает ангелов, а делает их как бы возвышающимися над миром.
Склонив с бесконечной грацией убранные высокими прическами головы, они с какой-то спокойно-строгой задумчивостью устремили взгляд в тихую вечность. В иконе нет ни движения, ни действия — это триединое и неподвижное созерцание, исполненное полноты духа и ведения тайн бытия.
Живописно икона представляет собой одно из высочайших достижений человеческого духа. Стилистически она восходит к столичной византийской живописи палеологовской эпохи, являясь не только её продолжением, но и её вершиной. Крупнейшие искусствоведы и знатоки живописи, восхищаясь иконами Рублева, сопоставляли его творчество с великими художниками европейского средневековья, в первую очередь с Джотто, Дуччо, с Пьеро делла Франческа. С религиозными полотнами Джотто рублевскую «Троицу» роднит надмирное сияние красок, пронзительная глубина их и прозрачность, бесконечные оттенки голубого цвета, символизирующего открытое навстречу человеческой природе Небо. Однако при всем родстве художественных приемов нельзя не видеть уникальность и неповторимость знаменитого образа Рублева – уникальность по глубине проникновения в тайны божественной природы, по полноте раскрытия людям откровения Божия.
«И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны».
(Библия. Новый Завет. Откровение. Глава 21, стих 5)
Единовременное достижение творческих высот вовсе не предполагает статичность, подражательность и стагнацию на последующих этапах духовного и художественного творчества. Жизнь в мире всегда динамична, и в этом его витальность. Внешняя видимость статичности допустима только в случае концентрации на динамике внутренней – динамике духовного возрастания.
Вместе с изменениями мира меняется и человек в мире. Меняются модели поведения, рефлексии, меняется методология познания. Символы, которые по определению Гетте являются единством схемы и аллегории, требуют корректировки в контексте сознания человека нового времени. И, хотя высшие достижения религиозных откровения вневременны, но содержащаяся в ней символика требует нового осмысления и новой выражения.
Православная икона в этом плане не исключение. Как живая струя в вечно живом потоке духовной реальности, она, храня и непрестанно раскрывая великие и вечные откровения, запечатленные в иконописных образах древности, в то же время дарует нам все новые явления духа и красоты. Под одухотворенной кистью иконописцев рождались как новые образы древних иконных изводов, так и не бывалые до того сюжеты и лики святых. Но бывали и периоды упадка духовности, которые обычно сопровождались и стагнацией в иконном делании. Однако, рано или поздно, всегда наступал период возрождения, период нового духовного осмысления иконы как «умозрения в красках[7]».
Сегодня, милостью Божией, несмотря на катастрофические процессы в развитии цивилизации (а возможно – и вследствие того!), мы вступили в новый этап возрождения иконописи. К задачам данной статьи не относится анализ всех направлений и явлений этого возрождения. Отметим только, что именно нашему времени (начиная с первой половины XX столетия) свойственно яркое движение, созидающие новые формы и новую знаковую систему православной иконы, близкую современному человеку. При это здесь нет места упрощению или стилизации – это поистине новое творчество, возрастающее на опыте духовных вершин традиционной иконы, и, в то же время, расширяющее диапазон художественных средств, заново открывающих древние каноны и созидающих новые темы и сюжеты иконографии. Первыми смело пошли по этому пути выдающиеся иконописцы, принадлежащие к когорте послереволюционной русской эмиграции; такие, как монахиня Мария (Скобцова), инокиня Иоанна (Рейтлингер), Мария Струве-Ельчанинова, и другие. Из числа современных иконописцев необходимо отметить уникальный опыт и работы мастерской «Небо на Земле». Особое же место среди них занимает иконописный цикл «Предвечный совет».
Девять икон цикла «Предвечный совет» [8] в своей совокупности раскрывают план домостроительства Божия: сотворения мира и человека, общение Творца и творения, вочеловечения Спасителя мира Иисуса Христа и конечные судьы мира. Предвечный совет Святой Троицы – величайшее космическое событие, «совещание» лиц Пресвятой Троицы о создании мира[9], является смысловым и образным лейтмотивом всего цикла.
«И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро…»
(Библия. Ветхий Завет. Книга Бытия. Глава 1, стих 31)
Предвечный совет. «Небо на Земле».
Первая из икон цикла символизирует одновременно как неприступность Бога в Его онтологической глубине, так и откровение Бога человеку о тайне Своей природы – о бытии Пресвятой Троице. Изобразительные средства, которыми достигается решение столь антиномичной[10] задачи, весьма необычны. Найдены они были далеко не сразу. Чтобы выкристаллизовать конечную цель и способ реализации замысла понадобились многие месяцы молитвенного размышления и творческих экспериментов. Создатели иконного цикла (и, прежде всего, автор замысла – иерей Сергий) поставили целью написать не просто оригинальную и зрелищную икону. Главной задачей стало вложить в создаваемый образ глубины библейской и святоотеческой мысли, учитывая опыт мастеров периода расцвета русской иконы. Потому не случайно иконописным символом Предвечного совета о.Сергий избрал силуэты рублевских ангелов.
При написании первой иконы – образа самого Предвечного Совета – постепенно становилось ясным, что в ней не должно присутствовать ничего вещественного (в этом авторы иконы «Предвечный Совет» продолжили линию, заложенную гениальным автором «Живоначальной Троицы»). Первыми отпали изделия человеческого труда – стол, скамьи. Затем – элементы тварной Земли: горы, древо. И тогда стало очевидным – в иконе не может присутствовать ничто сотворенное: ни формы, ни даже цвет (как элемент тварного мира). Осталось место только предвечной Божественной энергии. И источнику этой энергии – Творцу; Пресвятой Троице, незримой телесными очами и непознаваемой плотским разумом.
Казалось бы, изобразить то, что невыразимо художественными средствами, невозможно. Однако именно иконопись такую возможность предоставляет. Ведь икона – искусство невозможного: она сама есть проникновение в недоступное горнее, высшее мира дольнего. Это и делает живопись иконой.
Так родилась икона «Предвечный совет».
Все поле иконы покрыто золотом – символом неприступности Бога и Его неисчерпаемой святости. Традиционно золото как материал иконописи выступает знаком Божественного света (энергии, благодати). В сияющем потоке этого света мы можем различить проступающие для внимательного взора три образа – парафраз рублевских ангелов «Живоначальной Троицы»; между ними парящая в космической глубине евхаристическая Чаша жертвенного Агнца. Икона своим предельным аскетизмом призывает не рассматривать её в поисках смысловых фрагментов, а молитвенно погрузится в глубину тайны Пресвятой Троицы, и, в сиянии благодати Божией, прикоснуться к тайне Предвечного Совета: к тайне Творца и творения, к тайне бытия мира, к тайне жизни и смерти, к тайне вечного пребывания со Отцом.
Эти тайны раскрываются изобразительными средствами иконописи в последующих восьми работах цикла «Предвечный совет».
[1] – Создатель и возглавитель мастерской – священник о. Сергий Павелко.
[2] – В духовно-выверенном новаторском подходе к религиозному искусству можно проследить параллели. Например, очень близка творчеству иконописцев «Небо на Земле» деятельность известнейшего современного композитора и теоретика музыки Владимира Мартынова. Написанные им книги «Пение, игра и молитва в русской богослужебнопевческой системе», «Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси» и другие во многом перекликаются с творческими исканиями мастеров иконописи.
[3] – От др.-греч. εἰκών «образ», «изображение»
[4] – «Боги» – евр. Элоги (Элохим). Имя Элогим встречается в Библии применительно к Богу Израиля 2 тысячи раз. Оно представляет собой множественное число от евр. Элоах, что значит Бог или Могущественный. Библия всегда согласует имя Элогим с глаголами и прилагательными в единственном числе. Например: Берешит бара Элоѓим… (“В начале сотворил Бог (Боги)…” — Быт 1:1). Такое согласование служит несомненным указанием на тайну Святой Троицы.
[5] – Апофатизм (от греч. αποφατικός — отрицательный) — учение о том, что высшая Реальность в своей последней глубине непостижима и неопределима средствами человеческого языка и понятий. В христианстве существует традиция апофатического богословия, то есть описания Бога, Абсолюта, путём последовательного отбрасывания («отрицания») всех относящихся к нему определений как несоизмеримых с Его природой. Например: безгрешный, бесконечный, бессмертный.
[6] – Онтология (греч. on, ontos – сущее, logos – учение) – учение о бытии: в классической философии – учение о бытии как таковом, в котором исследуются всеобщие основы, принципы бытия, его структура и закономерности.
[7] – Икону как умозрение в красках определил русский религиозный философ начала XX века Евгений Трубецкой. (Евгений Трубецкой. Этюды по русской иконописи: Умозрение в красках.)
[8] – Идея иконографии цикла принадлежит возглавителю мастерской иерею Сергию Павелко.
[9] – Предвечный совет Святой Троицы назван предвечным, поскольку он осуществляется вне времени, присущего нашему тварному миру. Предвечный совет осуществляется в Божественной вечности, предшествуя бытию всех сотворенных вещей и событий. Предвечный совет – особый совет. Участвующие в нем Лица Святой Троицы существуют нераздельно и обладают единой Божественной волей. Идеи и замыслы предвечного совета – идеи и замыслы единого всемогущего Существа, которые всегда исполняются и претворяются в жизнь. Поэтому слово “совет” в данном случае ближе понятию волевое предрешение, волеизъявление, понимаемому как мысль, план или идея, которая непременно и непреложно осуществится.
[10] – Антиномия (от греч. antinomia – противоречие в законе) – рассуждение, доказывающее, что два высказывания, являющиенся отрицанием друг друга, вытекают одно из другого.
Цикл икон «Предвечный совет» вторая икона, «Сотворение Адама»
«Наречение имён Адамом» – третья икона цикла «Предвечный совет»
«Прииде Мати Господа моего ко мне» – четвертая икона цикла «Предвечный совет»
«Рождество Христово» – пятая икона цикла «Предвечный совет»
«Радуйся, Радосте наша» – шестая икона цикла «Предвечный совет»
Седьмая икона цикла «Предвечный совет» – «Призвание Нафанаила»