Размышления об иконе. (Беседа художников Павла и Сергея)
П. Тема “Икона” является одной из самых сложных на сегодняшний день тем в современной христианской жизни.
Сегодня мы поведем беседу с одним из иконописцев, чьи работы представлены на нашем сайте. Мы хотели бы задать ему несколько вопросов. Во-первых: что есть икона сейчас и как определить её сегодняшний статус в церкви и мире.С. Высоких слов о миссии иконы в современном мире говорится сейчас очень много. Однако реальное её положение, реальный её вес значение в мире разительно отличается от того, что о ней говорится и не соответствует тому пафосу, тем заклинаниям, которые призваны поднять её статус сегодня. Теоретически положения, которые говорятся о современной иконе, не соответствует её реальному состоянию, которое в действительности гораздо слабее.П. О каком пафосе вы говорите, что хотите этим сказать?
С. Я имею в виду тот пафос, с которым мыслители начала 20 века говорили об иконе, об её миссии в современном мире. К примеру Флоренский, Трубецкой.
П. Что же реально?
С. Мне ближе позиция современного медиевиста Мартынова. Ученого, специализирующегося на истории церковной музыки, который утверждает, что в современном мире, на данном этапе развития церковной культуры в её состоянии сейчас, икона, как и церковная музыка, давно “тихо почила в Бозе” ещё в 16-17 веке.
П. Об этом многие знают, многие с этим согласны и, быть может, не так всё печально как вы говорите. Есть же огоньки, которые зажигают нас и – о. Зенон, и другие мастера, которые как-то пытаются возродить икону.
Имеет ли икона право на возрождение, возможно ли оно? Является ли то, что мы делаем возрождением и, вообще, существует ли оно, в церкви, например, или частных выражениях?
С. У меня такие высказывания вызывают глубокие сомнения. Все-таки, несмотря на тот внешний рассвет и расплодившиеся иконописные школы по всему миру, обилие всевозможных новых стилей и течений в иконописи, раскрытие старинных памятников иконописи и популяризации их в светском обществе, светской культуре, тем не менее, на мой взгляд, икона, как выражение духа и церковная реальность, совершенно исчезла. Современная икона, создающаяся сегодня с большой натяжкой, может называться таковой. Но не следует создавать иллюзий о том, что современная икона хоть в какой-то мере соответствует тому понятию, какое ей придавали святые отцы
П. Но есть ли возрождение или его все-таки нет? (Еще раз напомню о Зеноне и других)
С. По-моему, не стоит мыслить в таких категориях и именовать это возрождением. Возрождение слишком объёмное понятие. Как правило, слово “возрождение” обозначает на самом деле степень упадка, что было до того. Мнимое возрождение прикрывает наготу той культуры, которой является современная культура.
П. Ваше мнение как иконописца и христианина, каково отношение церкви к иконе на сегодняшний день? Это очень важно, потому что возрождение иконы вне церкви невозможно. Как вы видите отношение церкви к современной иконе.
С. Мне кажется это проблематичным. Если понимать под отношением церкви отношение не просто народа Божьего как в своей массе мирян, а иерархии церковной, от которой зависит практическое решение организации возрождения иконы, то какие формы приимет это возрождение. Возможно, у отдельных людей и вызывает серьезный интерес, но как соборное делание вряд ли это сейчас возможно. Вряд ли возможно говорить об этом сейчас всерьёз, т. к. утрачены предпосылки того, что икона являлась не только соборным деланием, а и существования соборного аутентичного восприятия иконы церковью. Каждый из нас может называться христианином послушным духу церкви, а не просто её иерархии. Если мы не находимся в одном духе с церковью, как с мистическим телом, то как же мы можем, будучи пораженными индивидуалистами, по своей сути, воспринимать икону как выражение опыта церкви, как манифестацию её соборности. Проблема представляется в исследовании иконы на уровне мистики. Икона не есть просто некий поток информации или зашифрованная система знаков и символов, которую каждый волен рассматривать в том или ином контексте. Икона не мыслима вне церковного соборного восприятия. Вопрос сводится к тому, возможны ли, наличествуют ли какие либо предпосылки для возрождения соборности церкви, соборного мышления в нашем народе. Если этого нет, то всё что делается, мы должны воспринимать, как симуляцию иконы. Причём симуляция на всех уровнях, со всех сторон, симуляция исполнителей. Иконописец сегодня является неким исполнителем, как это было принято, скажем, в католической церкви со времён средних веков. Иконописец просто наёмный рабочий, который исполняет задачу пропаганды церковного вероучения визуально и заказчик такое положение вещей в иконе только приветствует. Имеется в виду положение внутри церкви, т. е. иконописец пишет икону не для частного лица, а икона является элементом храмового зодчества. Сами собой возникают вопросы: кто делает икону, кто её заказывает, кто совершает. В каком духе, как это совершается, для кого это совершается, ради какой цели. Кто может ответить на эти вопросы сейчас наверняка и есть ли согласие внутри церкви среди народа Божьего по этому вопросу. Является ли приход заказчиком и неким контролером, имеет ли он отношение к тому, что вообще появляется в наших храмах. Не просто некое духовное лицо со своими индивидуальными вкусовыми пристрастиями совершенно, может быть, отрешенными, произвольными или же действительно народ Божий, как некое едино целое.
П. Действительно, основным заказчиком является духовенство и народ не имеет к этому никакого отношения, не только простой народ, но и профессиональные иконописцы. Если спросить у иконописцев, людей посвящающих иконе свои жизни: “сколько раз к вам обращался архиерей или священник за консультацией в отношении иконы?”, услышим не мало историй, о том, как предстоятели церкви требуют от иконописцев писать иконы, какие они лично хотят видеть, не учитывая при этом ни каноны церкви, ни лучший опыт, приобретенный в течении всей истории христианства. К примеру, в течении предыдущих нескольких дней у меня было две беседы со священниками на эту болезненную тему. Один из священников, услышав мое заявление по поводу народа Божьего – заказчика иконы, начал возражать мне. “С кем советоваться, – говорил он, – в храмах нет грамотных прихожан, есть одни бабушки, молодых прихожан совсем нет, а если есть то в иконах они ничего не понимают”. А я думаю, что отсутствие компетентности народа Божьего в данном вопросе нас не оправдывает, напротив, нас это должно к чему-то обязывать. Я спросил у этого батюшки: сколько раз он на проповеди или в личных беседах говорил об иконе с прихожанам. Ответить мне он не смог. Священник должен воспитывать своих прихожан и себя в первую очередь, но, к сожалению, чаще всего мы видим отсутствие желания заниматься этим. Другой батюшка сказал, что это всё не важно, ведь даже бумажные иконы мироточат.
Сергей, что вы думаете о мироточении бумажных неканонических икон?
С. Мне кажется, в том факте, что мироточит икона, которая не соответствует канонам, видно признание небом того, что мы это каноническое восприятие иконы, как народ церковный, практически утратили вообще или, может, снисхождение Домостроения к нашей немощи. Больше ничего. К тому же, если дело возрождения иконы, о котором мы говорим, относить к ответственности ревнителей , будь то батюшка, иконописец или кто другой, то возникает вопрос: для кого мы ревнуем? Думаем ли мы о том, что икона как факт соборного собрания исчезла из жизни церкви, что это исторически совершенно не случайно. Задумываемся ли мы о том, готовы ли все мы для того чтобы воспринять то откровение которое нам даёт икона. Если для народа совершенно всё равно, если народ молится не благодаря иконе, а вопреки и помимо неё в храмах и у себя в доме, то надо бы подумать в каком мы, (те, кто совершает, делает икону и те кто призваны её воспринимать молитвенно), находимся состоянии.
П. В общении со священником, о котором упоминалось выше, я услышал от него слова, что во время молитвы он не замечает иконы. Действительно, если обратиться к нашей личной молитвенной практике, то, в самом деле, не замечаем икону. Мы молимся или с закрытыми глазами, или смотрим в молитвослов и это конечно большая потеря в нашей молитвенной жизни и в жизни церкви.
С. Совершенно верно. Это ещё раз показывает и подтверждает тот факт, что реально икона совершенно исчезла из нашего обихода молитвенного и то, в каком виде она существует даже в храмах, те усилия, может быть большие, которые прилагаются к тому, чтобы её возродить хоть в каком-то виде, в слабом, немощном, соответствующем нашим силам, сейчас не вызывает никакого должного отклика, на который ревнители иконы надеялись бы впредь. Такое впечатление, будто это дело нескольких снобов или эстетов, пытающихся как, учёные-историки, искусственно возродить славу ушедших цивилизаций, которые давно превратились в руины.
П. Мы всё время говорим только о печальном. Есть ли что-то доброе в том, что мы делаем, в том, что делают иконописцы, есть ли какая-то надежда?
С. Надежда у нас есть. Я думаю, что нашу надежду мы должны очень трезво относить скорее не к временной жизни, а к вечной. И вкладывать своё упование, свою любовь, ревность в любимое нами дело, не ожидая, от этой ревности неких близких плодов, которые мы надеемся пожать в скором времени. Т. е. нужно иметь трезвение, чтобы понимать, что история не совершается быстро. Это не дело одного или двух поколений, которые, совершив своё дело уйдут, может, не увидев плодов, результатов своей работы.
П. Т. е. наше дело надеяться, трудится и радоваться тому, что нам Господь что-то открывает.
С. Действительно, если Господь какие-то свои дары рассыпал среди нас, то это всё не остается втуне, но должно принести плод. Мы обязаны работать, и обязаны совершить свою миссию, какова бы она ни была, какова бы ни была её роль, её выражение в жизни.
П. Помоги Бог.
С. Может показаться, что в моих словах много горечи, однако, хочу заметить, что эта горечь равняется величине ревности, по отношению к иконе, как к мировоззрению, как выражению того соборного опыта церкви, который раньше икона вполне могла понести и который сам народ церковный мог раньше воспринять в полноте. И конечно, состояние иконы в современной церкви, ничего другого не может вызывать кроме печали, у человека, которому её судьба не безразлична. Те достижения или позитивные сдвиги, которые есть сейчас в отношении иконы, её миссии, открытия иконы, совершившегося в начале двадцатого века, после реставрации великих памятников древности, не должны нас обманывать в том, что наличествует реальное возрождение. То, что это совершилось, напротив, должно вселять в нас тревогу. Ведь это означает признание того, что икона все эти столетия не была фактом церковной жизни вообще, как каноническая действительность. То, что мы должны иметь в виду, если мы её сейчас открываем, то открываем её как на раскопках Трои, как некую археологическую древность. Для нас это открытие означает насколько мы от неё далеки и вот это расстояние, эту дистанцию мы должны чётко ощущать. Мы первооткрыватели, мы стоим перед совершенно новой, незнакомой нам реальностью. Открыть или хоть как-то приблизится к аутентичному пониманию иконы сейчас чрезвычайно сложно, это всё равно, что по каким-то обломкам древних храмов восстановить их прежний подлинный вид. Мы как маленькие дети, нашедшие на берегу моря цветные камешки от рассыпавшейся мозаики, пытаемся сложить и представить себе, что бы это было изначально. Все эти мысли, которые современные ревнители высказывают об иконе, те усилия, которые прилагают современные иконописцы, это просто капельки в море, мало что дающие нам понять о том значении иконы, которое она как таковая имела в древности. Мы должны понимать, что не имеем права говорить об иконе как о чём-то, вполне доступному нашему пониманию, не смеем дерзать на это. Всё что мы можем сделать сейчас, это пытаться восстановить хотя бы представление, которое должно сопутствовать иконе и в церкви, и в мире. И те практические усилия, совершаемые в данном направлении в церкви вообще и в иконописи конкретно, как в художественном творчестве, насколько можно говорить об иконе как о творчестве, во многом это есть просто проявление нашего частного интереса и энтузиазма.
П. Да, хотелось чтобы те от кого зависит воспитание церкви – священство, задумалось об иконе. Хотелось бы обратить внимание на два факта нашей церковной жизни. Первый: мы знаем, что икона должна почитаться в церкви наравне с Евангелием и крестом. Проповедь креста мы слышим, о Евангелии ещё больше, а об иконе? Несколько книг написанных в начале 20-го века и практически всё. Может писать некому? Недавно вышла книга о.Зинона “Беседы иконописца”. Книга, потрясающая по своей глубине мысли. Также она содержит прекрасные репродукции работ о.Зинона. И что же? Обратите внимание на её тираж, на издательство. Почему такие книги издаются не в стенах церкви? К тому же стоит учесть положение о.Зинона в церкви. Второй, какие иконы пишутся современными иконописцами по заказу духовенства. Самое страшное, что эти иконы одобряются и обсуждаются с большим восхищением, а люди, ревнующие об иконе, страдают, видя это. Разве ревнители церковного пения не страдали, если бы кто-то стал петь во время богослужения под стук барабанов. Разве то, что происходит в иконописи нельзя назвать поруганием святыни.
У людей же возникает естественное “благочестивое” отношение к этому вопросу: “нас батюшка благословил, значит так и нужно”. Значит то, что говорят другие люди – не правильно, мыслить никто не хочет, мыслить нынче опасно. Духовенство просит написать иконы в стиле барокко или живописном стиле и приходится бороться чтобы что-то доказать. Люди же светские, далеко не церковные напротив просят написать древнюю икону. Когда пишем иконы для светских людей, находим понимание и в проявлении творчества в иконе (конечно в рамках канонов).
Конечно, есть и ревнители в церкви, но их не много. Сейчас такое время, что реформы в церкви, вернее возвращение к её лучшему состоянию воспринимается “благочестивыми” людьми как “обновленчество” или называют другими страшными словами. Это касается не только иконы, но и архитектуры и церковной музыки.
Достаточно привести несколько примеров. Однажды ко мне зашел батюшка, в последнее время занимавшийся тем, что путешествовал и изучал храмы в нашей области, чтобы начать строительство храма у себя на приходе. Он увидел у меня стопку книг по церковной архитектуре, заинтересовался и спросил, где я их раздобыл. В ответ я предложил, открыть обложку. Каково же было его изумление, что эти книги я взял в библиотеке, которая находится в нашем городе.
С литургикой
дело обстоит намного хуже. На Юге архиепископ Ионафан служит в слух евхаристию, служит древнюю литургию апостола Иакова, уговаривает священников причащать на Пасху, перевел (да как!) канон Андрея Критского и литургию на русский язык. Где реакция церкви? Кто это оценил? Сделал бы это простой священник, приговор не заставил бы ждать: “обновленец, раскольник!”.
Простите, что уклонился от темы иконы, хотел высказать наболевшее.
Давайте вернёмся к иконе.
С. Есть известная теория, которую развивает Мартынов. Состояние церковной культуры, церковного зодчества, пения, иконы соответствует историческому положению церкви в мире, её отношению к миру. Если во времена Константина, время победоносного проявления церкви в мире, весь мир стал частью церкви, культура полностью воцерковилась, дано сравнение “жена облечённая в солнце”, т. е. церковь, царствующая в мире, и пронизывает её своими лучами, мир весь воспринимает эти лучи церковной культуры, конечно, это могло быть только в конкретный какой-то исторический момент и вряд ли когда то сможет повториться в той же полноте. То же самое рассвет египетского монашества в 4 веке, т. е. такого уровня монашества и в таком количестве, никогда больше не будет, потому как такие вещи не повторяются дважды. Мы должны отдавать себе в этом отчет. Мир развивается в сторону оскудения, прогресс идет только в отношении умаления духовности, соответственно и положение церкви меняется. В каком смысле. Последний период соответствующий нашему времени отношение межу церковью и миром определяется как “жена в пустыни”, т.е. положение церкви в совершенно расцерковлённом, секулярном мире, обществе, которое уже утратило на глубинном уровне способность к восприятию церковных канонов и истин её учения во всей полноте. Ведь икона, раз мы говорим о ней сейчас, есть камень преткновения. Она в самой свое сердцевине выражает глубиннейшее учение церкви о воплощении Сына Божия, Преображение твари. Этот вопрос когда-то расколол церкви, вызвал множество различных ересей и частных богословских мнений, которые были выражением способности воспринять эту истину. И сейчас современный мир не способен воспринять церковное учение. Раз “жена сидит в пустыни”, то эта пустыня находится внутри церкви, в смысле культур. Если раньше церковь, церковная культура оплодотворяла мир и преобразовывала, то теперь мир входит в церковь со своей культурой, совершенно чуждой её мировоззрению. Внутри церкви находится совершенно мирская культура, которая выражает всё что угодно, но никак ни учение церкви, ни её канонов. Посмотрите на нашу иконопись на наше церковное пение, на наше зодчество и на современную литургическую практику. Насколько мы далеки, насколько обмирвщление и элементы мирской, языческой культуры проникли внутрь церкви. Этот трагический результат неизбежен. Обмирвшление церкви, от которого между прочим и бежали египетские подвижники 4-го века, из победившей церкви. Вспомните, ведь они бежали из града святого Константина, из вселенского центра православия, где церковь находилась в победившем состоянии по отношению к языческому миру. Где казалось бы, мир был воцерковлён. Почему же они бежали? С присоединением к церкви множества язычников, элементы язычества стали проникать в церковную практику, со временем чистое церковное учение, практика, настолько засорялась всем этим, что ревностным людям приходилось куда-то убегать, что бы сохранить чистоту своей веры. Очевидно, что сегодня мы находимся в состоянии, что внутри самой церкви, мы сейчас не способны хотя бы в какой то мере выразить то каноническое учение церкви, выраженное в литургической практике, в её зодчестве, церковном пении и в иконописи, являющееся её достоянием. Мы не способны это сделать не потому, что у нас мало желания или ревности, а потому, что это практически не возможно, при том состоянии всего церковного народа в совокупности, сегодня, начиная и сверху и с низу. Это время полного оскудения ревности по отношению к церковной канонической миссии.
П. Это всё верно, но есть надежда на милосердие Божие. Упадок упадком, но думаю надо иметь желание трудиться.
С. Думаю, что все эти вопросы не возможно не задать, ведь мы пытаемся найти на них ответ. Может мы и не знаем на них ответа, пытаемся ответить на них не дерзая богословствовать, а просто пытаясь практически в реальной жизни найти какие-то пути для того, что бы их решить в своей конкретной жизни.
Как заметили вы выше, среди светских людей можно встретить больше понимания и спонтанного сочувствия, интуитивного чутья, по отношению к глубине подлинной иконы, которое не часто встретишь в церковной среде. И это вселяет надежду. Может, тот мир который мы воспринимали по отношению к себе как андеграунд, находящийся за чертой церкви, на самом деле в нём зреет какая-то способность к тому, что бы понять то значение, которое несёт икона. Это вселяет надежду.