БлогДумки про іконуНезаметно, вечность

Рассказ

Антуан Аржаковский

Хотя сегодня и не верят в ангелов, все таки в жизни есть моменты, иногда хотя бы раз, когда не возможно не задать себе вопрос об их присутствии на земле. Со мной это случилось при горестных обстоятельствах. Это было около десяти лет тому. Я узнал о смерти одного очень близкого человека. Даже сегодня, когда я думаю об этом, я весь взволнован. Потрясенный, я захотел пойти в церковь, первую, которая попалась мне на пути. Это был польский костел. Но он был закрыт. Я не католик, но в тот день мне было нужно собраться с мыслями. Разочарованный, я сел на скамью, возле изображения Святого Николая. Я даю все эти детали, потому что десять лет спустя я все еще не понимаю, что тогда случилось. Таким образом, давая свидетельства, как в детективах, я стараюсь быть наиболее точным и вспомнить наименьшие улики. Возможно, это поможет следователям ХХІ века.

Одним словом, через несколько минут возле меня села молодая миловидная женщина. И в этот момент меня охватило сильное желание зажечь сигарету и заговорить с ней. Хотите, верьте мне, хотите, нет, но я практически никогда на улице не начинаю разговор с молодыми женщинами, которых не знаю. Я начинаю с первой операции и понимаю, что у меня нет спичек при себе. Очень естественно, радуясь такому развитию событий, я спрашиваю, нет ли у нее огня. Она улыбается мне и протягивает свою зажигалку без колпачка. В тот момент, когда я протягиваю сигарету, она, с улыбкой, которую я никогда не забуду, говорит мне: «Она разбилась». Тогда я понял, но смог выразить лишь позже, когда она исчезла: «Да, она сломана, но пламя живое». Через несколько минут она встала. Некоторое время я оставался на скамье, потом я пересек проспект и проводил ее взглядом, пока она не скрылась в толпе. Если кто-нибудь может, то пусть поймет.

Все это, чтобы сказать, что в другой раз я был в музее. Я не любитель искусства, но это была выставка икон, и должен вам признаться, что, несмотря на мою неосведомленность в искусстве, я все-таки не совсем равнодушен к этому виду искусства. Рискуя предстать не в наилучшем свете, должен вам сказать, что в тот день я потерял часы и был довольно раздосадованный. Я пытался вспомнить все этапы дня. Подъем утром (возможно возле кофейника?); пятнадцать минут в трамвае перед приходом в музей (этот здоровила, который толкнул меня, когда выходил, и не попросил прощения?). Когда вдруг, недалеко от группы белорусских туристов, я услышал глубокий и серьезный мужской голос, который говорил:

«Бог сказал: Создадим человека на наш образ, на наше подобие, и пусть он подчинит рыб в море, птиц в небе, зверей, всю землю и всех насекомых, которые ползают по земле».

Можно было подумать, что мы в театре. И потом, эти насекомые, которые ползают, это всегда будет меня смешить. Это был экскурсовод, который комментировал большую икону, золотой прямоугольник на золотом фоне. Я подошел и увидел, что на этой позолоченном листе выделялись филигранно нарисованные три ангела. По мере того, как я внимательно присматривался (а экскурсовод продолжал свои объяснения), мое первое впечатление (дорогая Троица Рублева) рассеивалось. Это была абсолютная строгость. Ни обернутых гор, ни дуба Мамре. Только три ангела. Сурово. Я прислушался.

Экскурсовод, высокий бородач двадцати-двадцати пяти лет, в очках, продолжал.

– «Представьте. Это было в начале. Какой свет мог быть в первое утро человечества?»

Я никогда не пытался представить это начало. Мне трудно вспомнить что-либо до моего первого падения с велосипеда. А тут, начало человечества! Нет, но серьезно, непростая штука представить себе первое утро человечества. Кстати, это нельзя по-настоящему считать началом. Потому что сегодня мы прекрасно понимаем, разве что кто-то верит, что человек походит от обезьяны (но здесь я сразу прекращаю дискуссию, предупреждаю вас), что решение создать человека на свой образ должно было быть принято до «большого взрыва», то есть до начала нашего времени. Следовательно, мы теряемся. Потому что до времени что было?

Мое плохое настроение, нечто возбужденное при мысли, что в начале ХХІ века еще можно утверждать, что гориллы – наши двоюродные братья под предлогом, что у нас есть общие предки, внезапно исчезло, когда экскурсовод произнес следующие слова (в тот самый миг, когда я нашел свои часы в глубине кармана), которые тут же записались в мою память «важных моментов»:

-«Вечность может быть лишь полнотой нашего настоящего времени. Образ, который вы видите перед собой, пронизал ангелов, время фараонов и время больших вторжений».

Экскурсовод много жестикулировал, как будто чтобы изобразить вальс столетий. Он все больше и больше казался мне привлекательным. Вокруг запястья у него были надеты четки, на восточную манеру.

«Бог ни на минуту не переставал творить человека на свой образ. Каждый миг Бог не переставал призывать свой образ быть подобным ему. Бог есть Мы, которое включает в своей вечности событий людей, которые слушают его Слово».

И после небольшой паузы, уверенно:

– «Только лишь излияние золота из сердца Троицы, вне ее самой и до глубины истории и творения, могло представить этот бесконечный момент, который окутывает нас сегодня».

Странно, но первая мысль, которая пришла мне в голову после этих огненных слов, была очень прозаичной. Я сказал себе: «Восхищение золотом есть ничем иным, как нашим желанием не умирать». Я чувствовал себя легким, как перышко. Именно в этот миг я нашел свои часы в глубине кармана. Но я не предал этому такого внимания, как бы я это сделал четверть часа до того. Покидая этого странного экскурсовода с его белорусской группой, я пошел сесть на ближайшую скамью, которая, к счастью, оказалась свободной. Я слышал, как экскурсовод говорил еще несколько слов о призыве Иисуса к Натанаилу, но ко мне долетали лишь обрывки фраз, и очень скоро я оказался сам в зале.

Я пытался собрать свои мысли. Я говорил себе, что в этот самый миг золотые слова, вымолвленные вне истории и вне вселенной, продолжали звучать во мне (как можно услышать эхо «большого взрыва», имея хороший приемник). Ван Гог слышал настолько сильно эти слова, что отрезал себе ухо, несчастный. Но Иоанн сделал из них невидимую тайну. Люди Константинополя были настолько потрясены тем, что он им рассказывал, что назвали его Золотоустым. Один регент хора однажды по секрету рассказал мне, что время от времени оборачивается, когда дирижирует во время литургии Иоанна Золотоуста. Однако, он не был заядлым игроком. Время от времени шли необычные волны. Как будто он чувствовал прикосновения во время гимна Херувимов. Согласен, такое известие не станет сенсацией в газете. Но в то время это было для меня важнее, чем все новости недели вместе взятые.

Мой разум блуждал и хаотично перепрыгивал. Я видел огненное солнце, цветущие миндальные деревья, существа настолько грациозные, что можно было сказать, что у них были глаза по всему телу. Я представлял себе лестницу, которую своими глазами увидел Яков, по которой поднимались и спускались человекообразные ангелы. Я говорил себе, что мне нужно узнать новости об этом американском физике, по сравнению с которым Эйнштейн лишь мальчик из церковного хора, и который живет в восьмимерной вселенной. Я думал о типе, с которым Яков бился всю ночь и который, после того, как вывихнул ему бедро, дал ему новое имя. В тот миг он не подозревал, что станет патриархом, Яков.

Однажды кто-то объяснил мне, что получить новое имя в Библии означало получить новое поле сознания. Представьте на минуту божью коровку на поле, которая становиться размером с небольшой автомобиль и вы поймете. Ангелы имеют тело как у нас, но пунктиром, как на том золоченом прямоугольнике. Они приходят с неба, но мы не можем видеть их, настолько их грациозность может парализовать нас (или испугать нас, что касается тех, которые пали). Разве что мы станем Ейфелевыми башнями… или широко раскроем глаза; внезапно мы начинаем понимать, почему нас избавили от опыта, или скорее почему нас нужно посвящать. Это то, что понял кинематографист Вим Вендерс в прошлом веке. Единственное, он посчитал себя обязанным прицепить им крылья, чтоб их отличать. Вы можете проверить, никогда эти мистические персонажи Библии не вмешиваются, взмахивая крыльями. Даже Гавриил, настоящий луч Восьмого дня. В момент Благовещения, мы не представляем себе летающую тарелку, которая влетает в комнату маленькой Марии. Пусть они легкие, пусть они могут летать, хорошо, но крылья, как у альбатросов, нет!

Я не знаю как. Возможно через белый цвет крыльев альбатросов с белым цветом автомобиля Рено Клио, который мы наняли в Иерусалиме, я вспомнил странный взгляд, голубой взгляд, который шел с неба. Он был за рулем своего автомобиля. Мы встретили его случайно, когда на светофоре горел красный цвет. Это было много лет тому. Мы поехали в отпуск на Святую Землю с Софией и Вероникой. Ничего общего, но одного друга иудея из моего класса нервировало, что я говорил Святая Земля вместо Израиля; и все же я думаю, что это красивое название для страны, Святая Земля. Хорошо, я вижу заблуждения, но во всяком случае это не вопрос. Итак, в один момент, когда я не гордился тем, что потерялся в палестинском городе с израильскими номерами на стрингере, этот человек предложил мне следовать за ним. Простое совпадение, конечно, это была дорога … колодца Якова.

Тогда я поднял глаза. И я подумал о зажигалке своей сестры.